– Как ты сказала? Какая фамилия у твоей пра-прабабки? Кроль?! У нас в проекте есть еще один мальчик с этой семейной фамилией. Обязательно ему напиши! Вы родственники – это 100%-но! Все Кроли, Крол, каких найдешь в архивах… всех заноси в свое семейное древо! Их не так много на свете! И все они твои предки!
Приблизительно с такой фразы началось мое близкое общение с Малкой Хагюэль. Она занимается изучением семейных архивов совершенно разных людей: от всемирно-известных миллиардеров и до меня, обычной студентки, которая внезапно решила начать исследовать свою семью.
Теория метакланов или мистика в повседневности
Малка Хагюэль – очень энергичная женщина, у нее бойкий и острый язык, пламенный характер. В подростковом возрасте она была скромницей и боялась выступать на публике. Аудитория больше, чем в два человека ее пугала. Сейчас же – только дай зал, и Малка прочитает лекцию, и не одну. Такое кардинальное изменение произошло, когда она нашла себя в профессии.
Окончив университет по специальности биология и биомедицинская инженерия, Малка пошла служить на два года в израильскую армию. Окончив службу, у нее была задача максимум: найти работу, которая бы оплачивала жилье и покрывала расходы на машину. Естественно, самое первое, что нашлось – это работа в маркетинге в сфере медицинских поставок, куда Малку взяли без всяких нареканий. «Я не могу сказать, что эта работа меня как-то сильно задевала, это было просто зарабатывание денег на жизнь», – отмечает Малка. – А для души это, по большому счету, ничего не давало, но я продолжала искать себя».
На одном из семинаров по медицине Малка встретила Александра Йонатана Видгопа, основателя института «Ам Азикарон» (что в переводе с иврита означает «народ памяти»), который рассказал ей о теории метакланов примерно следующее:
– Семейная история интересна не столько как история. Безусловно, как история она интересна, но для человека, который смотрит в эту историю – это словно как смотреть в зеркало, которого нет в жизни. Когда ты восстанавливаешь меленький или огромный паззл прошлого, то, по большому счету, ты начинаешь видеть себя. Начинаешь понимать себя: свои собственные мотивации, почему ты принимаешь те или иные решения, почему тебе это нравится, а это не нравится, почему у тебя такие привычки, а не другие, почему у тебя такие способности и чем бы тебе таким заняться в жизни и так далее. В общем, весь спектр вопросов, которые, так или иначе, затрагивают думающего человека. Вот на все эти вопросы есть ответы, которые бережно хранятся в семейной истории.
После этих слов Малка пришла работать в институт к Александру и начала изучать семейные древа на уровне «профи». Ей интересно копаться в чужом прошлом. И здесь нет никакого негативного подтекста. За время своей работы она поняла, что за архивами и редкими упоминаниями в исторических книгах каких-то семейных фактов открывается целый (тут уместно слово «потусторонний») мир.
– Знаешь, я не хочу углубляться в совсем уж мистику, – в разговоре Малка словно и бежит от слова «мистика», но, тем не менее, часто его использует, пытаясь донести до меня значимость «семейных» открытий. – Но в иудаизме есть такое понятие как «небесный Иерусалим». Есть Иерусалим на небесах, а есть Иерусалим на Земле. И кажется, что там наверху, есть не только один Иерусалим, а нечто большее. И копаясь в родах, в истории, ты словно приближаешься вот к этим понятиям. Вроде это Соломон сказал: «Что было, то будет, что было, то есть». Нет прошлого или настоящего, есть некое, не побоюсь этого слова – бытие, которое каким-то образом проявляется в нашем мире и я, как личность, одно из этих проявлений.
Близнецы из прошлого и настоящего
Работая над своим первым древом в «Ам Азикарон», Малка сделала удивительное открытие. Ее поразила почти идентичная повторяемость судеб. Словно какие-то яркие персонажи все время кочуют по той или иной генеалогии. Если представить себе литературного героя, не в каких-то конкретных деталях и его физических качествах, но с повторяющейся сюжетной линией жизни, то это персонажи-близнецы с одними и теми же судьбами.
Были, да и есть такие люди по фамилии Вергеймер. Первоначально в ней рождались талантливые раввины, но со временем стали появляться поколения с деловой жилкой, которые становились успешными банкирами. Один из представителей этого рода, живший в Австро-Венгрии в XVII веке, как и многие его родственники, был очень богат. Но не только богатство его прельщало. Он был крайне обеспокоен необразованностью современных детей. В свободное от работы время, он проводил вечера за написанием трактатов о просвещении, в которых говорил о необходимости обучать всех и каждого, давать знания, которые помогут в профессии.
Как-то раз, сидя перед телевизором, Малка наткнулась на выступление одного израильского политика и бизнесмена. Поначалу она не особо вслушивалась, но через пару минут, все же обратила внимание на говорящий экран. Предложение за предложением, строчка за строчкой, абзац за абзацем, современный политик повторял трактаты об образовании, которые пару дней назад нашла ее исследовательская группа в архивах. Одни и те же мысли, словно эхом шли из XVII-ого века в XXI-ый. Звали того израильтянина Стейф Вергеймер. И он не был прямым потомком своего предка, а приходился ему пра-пра-пра…правнуком по одной из боковых линий. Но мысли и идеи, которые они пытались продвинуть в массы, повторялись, несмотря на то, что сегодняшний Израиль разительно отличается по уровню жизни в Австро-Венгрии почти четыре века назад.
Изучая один знаменитый род с фамилиями: Михельсон, Михельс и производными, работники института усердно пытались найти, от кого же они пошли. И нашли одного очень яркого персонажа.
В XVI веке в Германии, жил Михель Юд, Михель-еврей. То время для жизни евреев в Европе, и в Германии в особенности, было не самым легким. Их ущемляли в правах, переселяли в еврейские кварталы, длиной всего в одну маленькую улицу, а потом и вовсе выгоняли из города. Такая история повторялась повсюду. Несмотря на нелегкие времена, когда, казалось бы, будучи евреем в прямом смысле слова лучше не показывать свой нос, наш герой Михель ведет довольно странный образ жизни. Он живет в Саксонии и, будучи человеком обеспеченным, всячески выпячивает свое богатство: ездит в позолоченной карете, носит золотые костюмы, нередко бывает в опере и водит знакомства со знатными людьми своего города и окрестностей. Он близок ко многим баронам, герцогам и аристократом. Михель Юд – авантюрист по натуре, а потому для него не составило труда, будучи уже в сознательном возрасте, взрослым мужчиной, уже давно отпраздновавшим свое совершеннолетие, он предложил одному герцогу усыновить себя. Понимая характер нашего героя – нетрудно догадаться, что эта сделка была успешной. Чего не скажешь о том, как он закончил свою жизнь: в тюрьме, нищий, больной, от него отказались все близкие и друзья.
Рассказывая эту историю одной барышне с фамилией Михельсон в девичестве, Малка заметила, что, девушка поменялась в лице.
– Что случилось? – спросила Малка.
– Вы не понимаете! – удивленно воскликнула девушка. – Это мой дедушка! Мой дедушка так себя вел. Он жил в Прибалтике, в довоенной капиталистической Латвии. Он был очень талантливым и мог провернуть какую-то невероятную сделку, заработать безумные деньги, а потом поймать такси, поехать в Ригу и спустить все на девок. Возвращался он домой ни с чем. Я слушаю вас и у меня ком в горле, я чувствую, будто эта история про моего деда!
Бывали и другие забавные совпадения. При исследовании одного не самого древнего рода, который возник веке в XVIII-ом, сотрудники института никак не могли найти хотя бы какую-то информацию. Конечно, были записи о том, что кто-то рождался, кто-то умирал, но этих находок было ничтожно мало. Как вдруг…
– Я нашел их! – радостно прокричал коллега Малки. – Вы не представляете, я открыл судебные архивы. И они ВСЕ здесь. Эти чудаки два века в Российской империи судились друг с другом. Этот недодал этому, а другой откусил что-то у этого. В начале XX века они переехали в Америку. И, что удивительно там они занимаются тем же самым! Мама судится с сыном, племянница с дядей, дядя с троюродным братом…
У этой семейки было гипертрофированное чувство справедливости. Правда, справедливость в их понятии не всегда объективна, но за «субъективную справедливость» они готовы друг друга грызть в судах днями и ночами.
Как ловятся закономерности?
Родословная, как и генеалогия – это очень определенные слова, которые подразумевают под собой документированное восстановление поколения. Этим можно заниматься, до тех пор, пока есть архивные данные, то есть двести, двести пятьдесят лет назад. Дальше просто нет документов, которые обеспечивали бы непрерывность. Поэтому то, чем занимаются исследователи в «Ам Азикарон» несколько отличается от привычного для нас представления о семейном древе.
– Мы говорим – беседер («хорошо» на иврите – прим. автора). Да, есть проблема, что документов, датируемых ранее XVIII века, просто не существует. Но евреи же не появились 250 лет назад! – возмущается Малка. – То, что в наших силах, так это – нащупать, определить, возможно, не буквального предка, но проследить родовую линию вполне реально, благодаря семейному нарративу, который присутствует в каждой раввинской книге. Там нет линейного следования одного поколения за другим, но можно вычленить отличительные признаки, по которым можно выявить, что этот человек принадлежит к роду Ландау, а не к роду Коэнов, например.
Раввинской книгой Малка называет в принципе любую еврейскую книгу. По подсчету исследователей института: евреи за свою историю написали порядка двухсот тысяч книг, не считая Торы (совокупность иудейского традиционного религиозного закона или Ветхий завет – прим. автора), Танаха (сборники священных текстов в иудаизме – прим. автора) и Талмуда (свод правовых и религиозно-этических положений иудаизма – прим. автора). Двести тысяч книг по различным отраслям, начиная философией, теологией, лингвистикой, математикой, астрономией и медициной, и заканчивая псевдонауками вроде астрологии и нумерологии. В этот список включена также и литература, а точнее поэзия богословского толка. В этих поэмах говорится о любви к Богу, или таких практических вещах, как правила кашрута (термин в иудаизме, означающий дозволенность или пригодность той или иной пищи – прим. автора) или гигиены. «Все эти книги, слава Всевышнему, – восклицает Малка, – лежат в Интернете, ну или большая их часть. Есть святые люди из Нью-Йорка и Иерусалима, которые все книги отсканировали и выложили в Интернет». По словам Малки, 75% из этих книг начинаются с того, что автор выражает благодарность. Кому? Во-первых, Всевышнего за то, что он родился. Потом благодарит родителей, которые родились и выучились в городе N. Вот тут-то и начинается семейный нарратив. Это не является генеалогией в чистом виде, однако по этим словам можно определить черты того или иного рода. За рассказом о родителях следует благодарность мужу сестры за то, что тот выделял стипендию во время работы над книгой и «спасибо» дяде, за деньги на публикацию книги в типографии, и так далее. Таким образом автор книги обрисовывает свою историю, и целый семейный клан вместе с ней.
При работе таким способом Малка и ее коллеги проследили возникновение двух семей. Первая, уже знакомая – Михельсоны. Это семейство настолько яркое, его представителей так много, что уловить определенные признаки удалость в самые древние годы. Родовая история Михельсонов известна с разрушения Иерусалима в 73-тьем году, откуда они были вывезены римлянами. Второй древний род носит фамилию – Фридман. Исследователи обнаружили их возникновение до мудрецов Торы, которые жили в Израиле в III веке н.э. Затем они переехали в Вавилон, где стали руководителями местных иешив (название высшего религиозного института, в котором изучается Талмуд – прим. автора) и академий. Из Вавилона представители разъехались по всему Ближнему Востоку, а оттуда переехали в Австрию. Саму фамилию они получили лишь в XVI веке, до этого они именовались иначе.
– Когда занимаешься генеалогией, понимаешь, что про каждую семью можно рассказать какую-то вот такую историю. И она очень определенная, – заключает Малка. – Эта семья такая, а эта вот такая, и их ни за что не перепутаешь. Для меня это совершенны кайф! Каждый человек, занимающийся своей генеалогией, будто складывает свой маленький семейный паззл. А у меня есть сумасшедшая привилегия: у меня паззл складывается из всех евреев! У меня много этих историй. И от этого весь окружающий мир становится еще более объемным.
